Миядзава стоял, прислонившись к бетонной стене, и безучастно созерцал проезжающие мимо автомобили. Чуть ранее он добрел до переулка, в который никогда раньше не хаживал. Район был небезопасным и вообще, любой юный джентльмен, который не хотел бы сложить свою юность вместе с головой, был предостережен сам и предостерегал остальных — в такие места ходить не стоит. Особенно, если в кармане есть какие-никакие, но деньги. Особенно в одиночку. Сейчас мальчик был один, в кармане у мальчика лежали деньги, — пара монет, но все же, — и он был прямо в том самом переулке. Но у него была особенность, оправдывающая все это — он был Юта Миядзава, а это все-таки кое-что меняло. Он думал о своем, — а точнее, с нетерпением ждал того пацана, с которым повстречался день назад. А сегодня он получил дурацкую записку. Не стоила она никакого внимания, конечно, но ноги сами понесли Юту обратно на то же место. В тот самый переулок того самого района, куда не рекомендовалось ходить юным джентльменам.

"Блин", — Юта разозлился, сам не понимая, почему. Этот блондинчик ему, в общем-то, нравился. Но то, что теперь у него появился брат, да еще внезапно и старший, выводило Миядзаву из себя. Он понимал, что не прав, что решение мамы выйти за этого высоченного жлоба Сандерленда — это лучшее решение, что все его психи не приведут ни к чему, кроме как к проблемам, но все равно ничего не мог с собой поделать. Вот и поглядывал сейчас изподлобья на приближающегося Майкла.

— Здорово, — хмуро буркнул он. — Как там тебя... Майкл? Чего хотел?

На самом деле Юта, конечно же, прекрасно знал, как зовут его будущего братца. Да и если бы его спросили, зачем он вообще сюда пришел, он бы не ответил. Да пусть катятся назад к себе в Штаты, вот еще, двенадцать лет жили безо всяких там американцев и еще столько же жили бы. Тоже мне... и вообще, — решил Юта, — нужно было не приходить. Вот остаться в комнате, объявить голодовку и умереть. Чтобы в другой раз они знали!
Но что-то внутри Миядзавы говорило о том, что даже если б была возможность повернуть время вспять до сегодняшнего утра, то он все равно бы пришел сюда.
И он сам не знал почему.

— Эй!

Юта чуть не упал, когда мальчишка вместе с ним рванул с места в карьер с импульсивностью, которая сделала бы честь любому десятилетке. Солидный молодой человек двенадцати лет, — хоть по виду не скажешь, ни о возрасте, ни о солидности, — находил такую поспешность несколько чрезмерной. Но раз угощают, то почему бы, собственно, и нет? Дают — бери, бьют — беги. Пока не били, так что лучше бежать не от Майкла, а вместе с ним. Так или иначе, раз уж пришел, то почему бы не погулять и не расслабиться? За счет граждан США, хе-хе. Тем более, как закончатся каникулы, снова придется чесать в интернат. А там если и угощают, то совсем не мороженым да пиццей.

Интересно, с чем связана такая забота о юном организме некоего Юты? Неужели правда братский искренний жест доброй воли? Или Юте помогает обаяние и умение нравиться людям? "Наверное, да", — хихикнул Юта про себя, —"я просто милый". Не сдержавшись, он улыбнулся сам над собой. Просто милашка, ага. Прям пробы негде ставить.

И вот они оказались внутри и встали в очередь. Юта осмотрелся, засунул руки в карманы, приобретя независимый и гордый вид, посмотрел на Майкла примерно так, как смотрят драконы на разрушенные ими города.
— В другое время я обычно обедаю томленым осетром, приготовленным в шампанском Аи и подающимся в суповых чашах из черепаховых панцирей, — мягко сказал Миядзава, невинно глядя на американского брата. — Но его годится сервировать по-особому, чтобы меньшую из двух рыб поместили на ложе из листьев и цветов, и звуки виол и флейт возвестили ее выход. Этого тут, наверное, не достигнуть, поэтому биг-мак будет неплохой альтернативой, мистер Сандерленд.

Ох, скольких проблем бы мог избежать мир, если бы иным пацанам вовремя отвешивались подзатыльники! Но уже было поздно. "Пороть меня надо", — довольно подумал Юта. "Совести у меня нет, совсем я, крыса приютская, от рук отбился". Впрочем, ему было весело, а это уже кое-что. К тому же, это была идея Майкла, так что почему бы и не отнестись к ситуации как положено?
Мужики шутят, что такого-то?

Юта сосредоточенно грыз морковь. Ни секунды не сомневаясь, что Майкл Сандерленд изволили пошутить, — а иначе непонятны мотивы самоубийства, потому что Юта знал только одного человека, который вполне мог бы съесть всю заказанную еду и не умереть, и звали этого человека Миядзава Юта же, — поэтому спокойно поглощал овощ. Витамины же. К тому же, как ни странно, но морковь мальчик весьма котировал и отказываться от нее не собирался. Но даже если новый родственник решил пойти на рекорд и все это умять в одиночку, то Миядзава был уверен, что сможет убедить поделиться американца со звериным аппетитом. Он чувствовал себя уверенно и расслабленно, совершенно не понимая, в чем причины такого настроения. Казалось бы, безрадостный район, обед с малознакомым пацаном, отношения с которым сразу не задались, — откуда тут оптимизм, да и свой сегодняшний день мальчик представлял совершенно не так. И тем не менее...
Он застыл, услышав такое обращение от Майкла. Внимательно посмотрел ему в глаза.

— Спасибо, — сказал он, потянувшись за сэндвичем. Секунду подумал и добавил. — ...брат.
Злость на Майкла улетучилась совершенно.
— Два года назад, — неожиданно даже для себя самого вдруг сказал Юта, — отец погиб в аварии. Я каким-то чудом выжил. И даже ни царапины. Вот такой я молодец. Теперь живу вот то на шее у мамы, то по интернатам.
Он попытался улыбнуться, но получилось очень жалко. Вдобавок одна слеза все-таки сорвалась с ресниц, и Юта зажмурился, скрыв тыльной стороной ладони глаза, сдерживаясь, чтобы не разреветься. Прошло уже два года, а боль не стихала. И не становилась терпимее. Так, тихо, тихо, все хорошо... "Еще разревись тут, давай", — с ненавистью подумал он о себе. "Будет вообще то что надо".

— Я в порядке, — добавил мальчик через секунду, убрав руку и невесело улыбнувшись. — Просто... иногда бывает.

Миядзава проявил чудеса эквилибристики. Он вскочил с места, опрокинув стул, левой рукой поймал стакан с колой, — три секунды, полет нормальный, — но толку с того было чуть: сладкий напиток вместе со льдом оказался целиком и полностью на Юте, словно в насмешку над проявленной ловкостью. Мальчик выругался про себя, громадным усилием воли сдержавшись, чтобы не заматериться вслух. Не то место все же, да и соседство с помирающим американцем совсем не способствовало ругательствам. Решив до поры не обращать внимания на душ из колы, он рванул к несчастному пострадавшему, умудрившись на ходу перекинуть картошку. "Поели, блин", — мимолетно подумал он, мимолетно подумав о том, не будут ли расценены удары по спине гражданина США как начало военных действий. А, да ладно...

Мальчик со всей возможной силой несколько раз ударил ладонью по спине Майкла, смутно вспомнив, что советуют делать в таком случае. Панически воя сиреной, промчалась в голове мысль о том, что лучше бы вызвать скорую, но она, хвала Небесам, пронеслась и умчалась восвояси, оставив после себя ощущение крайней тупости. Так что Юта горячо понадеялся, что принятых мер хватит.

— Эй? — осторожно поинтересовался он, с ужасом глядя на то, как на спине несчастного Майкла расползаются пятна от колы, в которой искупался Юта. — Ты в порядке?

Более дурацкого вопроса придумать было нельзя. Молодчина, Юта! Он хмуро оглядел собравшихся в заведении, которые во все глаза смотрели на разыгравшуюся пантомиму, вздохнул и с ненавистью воззрился на особо настырных детишек. Он понимал, что сейчас он и Майкл выглядят до крайности смешно, хоть никто и не смеялся. "Весь вечер на манеже веселые клоуны...". Мальчик выругался вполголоса, надеясь, что его не услышат.

— Э?

Юта некоторое время смотрел на Майкла снизу вверх так, что если б взглядом можно было покалечить, несчастного американца унесли бы отсюда в пластиковом мешке, затем вздохнул и отвел глаза. Все-таки хватит во всем винить остальных. Сам он тоже хорош.

— Ладно, ты прав, — он стянул мокрую футболку и расстроенно посмотрел на нее. — Черт, жалко.

Это была любимая майка Юты. Черная, на которой были напечатаны страшные лица брутальных рокеров, одной из любимых на сегодня групп Миядзавы. И вот так залить такую вещь прохладительными напитками! Впрочем, стоит отдать должное этой вашей коле: вылитая на голову, она изрядно освежила. Вот только чего мальчик не мог себе представить, так это как он будет мыться в раковине жидким мылом.

— Так, гений, я разделся, — он снова посмотрел на Майкла. — Что теперь делать?

Нет, ну это слишком, — мысленно простонал Миядзава. Зачем ему все это, за что? Он бы даже ударился пару раз головой о ближайшее дерево с криком "за что?", но вот только с деревьями в сортире, понятно, сложилось все очень печально. Вернее даже сказать, не сложилось вовсе. А биться башкой об унитаз или раковину?.. Не сошел же он с ума, в самом-то деле, таким заниматься!

— Сам ты капитан Америка, — Юта решил пока сделать что-то, что было в его силах, и начал отмывать лицо и уши.
Более-менее справившись, он намочил волосы, плохо себе представляя дальнейшие действия.
— Я тебе, может быть, жизнь спасал, — отбросив со лба мокрые волосы, добавил Юта, повернувшись к Майклу. — Ты, может быть, сейчас бы уже синим лежал в морге, а добрый доктор делал бы тебе вскрытие. Зато в чистой футболке бы лежал, да.

Увидев оголенный торс брата, Юта замолчал. Он поразился тому, каким белым был Майкл, — отсутствие даже намека на загар, но вот мышцы зато побольше, чем у Юты, да и сам он был каким-то уж очень долговязым. Но белоснежная кожа, которой тусклый свет холодной неоновой лампы в туалете придавал какую-то нереальность, делал Майкла похожим на привидение... это заставило Юту пожалеть о том, что он решил шутить про морг. "Ну его..."

— Ладно, прости, — пробормотал он. — Не надо было мне пытаться ловить этот стакан.
Он снова наклонился над раковиной.
— Сандерленд, — Юта постарался сказать это максимально сурово. — Ты будешь мне помогать или нет? Из-за тебя тут застряли, там за дверью уже, наверное, очередь страждущих.

Это... это чего?

Первой мыслью было вырваться и бежать, но секунду спустя вырываться стало лениво, а бежать никуда не захотелось. "И черт с ним со всем", — решил Юта, понимая, что покраснел до самых кончиков волос, сам не зная, с чем именно "со всем". Он развернулся, внимательно посмотрел Майклу в глаза. Внутри поднимался ураган ощущений, которых раньше Юта не знал и которые рождали внутри сладкую боль.
Майкл отвернулся, отпустил Юту и попытался отойти. Но Миядзава схватил его за плечо.

—  Не вздумай, — прошептал он, понимая, что сейчас последний шанс остановиться, последняя попытка сделать вид, что ничего не случилось, та граница, перейдя которую, вернуться назад уже никогда не получится. — Стой...

Он прижался всем худощавым, но жилистым телом к груди Майкла, почувствовал, как сильно бьется у того сердце. Прикоснулся губами к его щеке, — и то для этого Майклу пришлось наклониться. И он наклонился еще ниже, и Юта, теряя всякое соображение, открыл свои губы, потянулся ими вслед за губами брата. Тот спустился навстречу, и они, на секунду замерев, встретились. Горячие, твердые... старший брат. Юте хотелось закричать от переполняющих его чувств, он, теряя всякий над собой контроль, остатками сознания осознал, что именно этого он хотел, — всем сердцем, всей своей душой, и вся его душа как будто засветилась сейчас.

Шансов больше не осталось. Граница была перейдена, оставалось только идти вперед.

— Сан... дерленд... — оторвавшись от губ брата, прошептал Юта. — Я...

Юта прижался к Майклу изо всех сил, не в силах оторваться от этого горячего мускулистого для своего возраста тела. Шорты стали очень тесными, и он чувствовал сквозь джинсы брата и его возбуждение. Он, не совсем соображая, что делает, расстегнул ремень на штанах Майкла, случайно задел его упругий членик. Волна пробежала по всему телу. Он спешно отдернул руку, испугавшись, что этим уничтожил все, что грубо разорвал начавшие формироваться между ними тонкие нити.

Брат никак не отреагировал, словно ничего и не заметил.
Некоторое время мальчик стоял, не решаясь вновь предпринять попытку. Затем посмотрел в голубую бездну глаз Майкла.
И словно прочитав там ответ на невысказанный вопрос, он решился. Рука стала медленно опускаться все ниже и ниже. Наконец, не торопясь, он медленно опустил руку вниз. Затаив дыхание, Юта другой рукой поправил свой выпиравший член и несколько раз погладил это место у брата.
Майкл слегка вздрогнул, но не отстранился.

Рука Юты соскользнула ниже и нырнув под резинку трусиков, осторожно погладив то, что ему очень хотелось.
— Можно? — тихо спросил он.

Юта замер, так хорошо ему было.
Сказочно.
Он, вначале напряженный, теперь полностью расслабился, отдаваясь приятным ощущениям.
Когда он первый раз увидел Майкла, то сразу понял, что это навсегда. Потому и повел себя так, потому и был против всего этого, зная, что не сможет пережить существования рядом с ним, скрывая свои чувства и продолжая лгать даже себе самому. А теперь... Теперь можно было все. В страхе этом, в сладком этом страхе было и ожидание и желание, и грусть, и радость, и еще предчувствие того, что теперь все будет совсем по-другому, — лучше, честнее, навсегда, но ведь по-другому, и потому-то Юте было страшно и грустно чуть-чуть....

Несколько раз он однако, вздрагивал, когда братик дотрагивался до изнемогавшего, ничего не понимавшего членика. Брат спустил с него шорты, выпустив на свободу упругий и твердый колышек. Тот слегка приоткрыл головку и изредка чуть вздрагивал, отчего по телу мальчика пробегали волны непередаваемого блаженства. Он не мог, не хотел, да и не пытался остановить братика. А тот, опустившись еще ниже, стал язычком и губами играть с его вырвавшимся на волю копьем.

Вдруг, в какое-то мгновение ему показалось, что тело его исчезло, он стал чем-то невесомым. В то же время он ощущал, казалось, каждую клеточку своего организма, и каждая частичка была наполнена блаженством. Его свело такой яростной судорогой, что он даже успел испугаться. Волна, ураган, пришедший из Мира, где мечты стремятся к воплощению, где родина всех чувств и желаний, и эта волна, этот ураган играл сейчас Ютой, — он содрогнулся, напрягся, сдавленно застонал. Толчки, несказанно, невыразимо мощные толчки сотрясали его, руки порхали по светлым волосам Майкла, и все это сейчас для него, и это сделал брат и его любовь. И вот Юта снова здесь, он все чувствует и это все намного ярче и отчетливей, яснее, чем когда-либо.

Горячая дорожка пробежала по его щеке, ее оставила слезинка. Нет, он не плакал от счастья, он не плакал от любви, — это другое чувство было так сильно и ново, и настолько навсегда, что он не удержался. Это была единственная слезинка восторга, накрывшего Юту с головой.
Только когда все улеглось, он стал вновь что-то соображать.

Братик сидел рядом и улыбался. Почему-то сейчас он не выглядел в свете холодной лампы таким бледным. Юта без сил сел рядом, приподнялся и обнял братика.
— Брат, — прошептал он ему на ухо. — Теперь всегда так будет?

— Да отмылся уже, более-менее, — ответил Юта, обняв брата. И посмотрел в зеркало.

И понял, что эта картина останется со ним на всю жизнь, да хоть сколько не проживи, — хоть вечность. Из зеркала на него с Майклом смотрели двое раскрасневшихся пацанов, один повыше, второй ему по плечо. Лицо Юты светилось счастьем, Майкл серьёзен, а глаза у него... Два синих луча, два голубых облака, прохладных, ласковых, любящих. Юта обхватил Майкла за талию, прижался к его плечу щекой и смотрел, не отрываясь. И от чувства, которое в нем сейчас поднялось, захотелось плакать, от этой сладости, какой-то томительной боли внутри. И понимания того, что это все теперь — навсегда.

— Уже идем отсюда, — сказал Юта. И прошептал на ухо Майклу, — за мной долг.

Внимательно посмотрел ему в глаза, чтобы тот понял: Юта не шутил. А то старший-то он старший, даже главный пусть он, но Миядзава-то главнее всех, потому что это его выбор. Именно он позволил быть этому пацану главным над собой, — впервые в жизни. И этот выбор был сделан и Ютой, и Майклом. Тот принял ответственность. Точнее, они оба приняли ответственность друг за друга. Это было чем-то большим, чем отношения даже самых любящих братьев, и Юта, глядя в глаза Майклу, понял, что тот тоже это знает.

— Спасибо, брат, — Юта положил испорченную футболку себе на плечи. Та подсохла, все еще оставалась липкой, но делать было нечего. — Там наши биг-маки, наверное, уже разворовали. Вернемся мы с тобой на пепелище... И вообще, пора, наверное, домой. Там чего-то о какой-то спецшколе говорили. Эх, все детство по интернатам...

Открыв двери и подмигнув Майклу, Миядзава вышел, поразившись тому, какие, оказывается, в этом мире яркие и светлые краски.
Хотя, скорее всего, всему виною был живущий внутри восторг.

Отредактировано Yuta (2011-07-23 18:46:01)